«Террористы искали детей по крику»: как русскоязычные семьи в Израиле переживают войну

Семья Рожански: «Мы рады, что были все вместе, когда напали террористы»

Семья Рожански репатриировалась из Пскова в 1991 году и уже 30 лет живет в самом северном городе Израиля — Кирьят-Шмоне. Сейчас городок почти в полном составе эвакуирован из-за обстрелов группировкой «Хезболла». Но Рожански гораздо раньше оказались в эвакуации и в больницах. Накануне атаки террористов почти вся семья собралась у дочери в кибуце Холит у границы сектора Газа. Пенсионерка Юлия Файнштейн (86 лет), ее дочка, оператор станка с ЧПУ на оптическом заводе Алла Рожански (57), зять, тренер по шахматам Йосеф Рожански (67), внучка Анат Дымшиц (36) и четверо правнуков Шани (10), Гефен (8), Офек (6) и Лади (4) чуть не погибли, когда террористы взорвали дверь в дом, а потом пытались подорвать и дверь в комнату безопасности.

Анат: Мой муж Михаэль тоже из России, он репатриировался в 17 лет. А я приехала в Израиль в 4 года, поэтому мой русский значительно хуже. В России я была Анной, но тут это имя сложно произнести, поэтому я стала Анат. Мы еще были студентами, когда начали присматриваться к кибуцам. В них зелено, красиво, дети могут свободно бегать по улицам. Так и попали в Холит. Я химик, работаю в лаборатории на фабрике в 7 минутах езды от дома. Муж занимается математическими моделями в физике. За несколько дней до нападения боевиков он уехал на конференцию во Францию. Мой папа был здесь все праздники и помогал нам. А мама и бабушка приехали, чтобы встретить шабат вместе, а потом забрать папу домой.

В полседьмого началась тревога. Папа в это время гулял по кибуцу. Он не сразу понял, что это не учения. Но всё же успел домой до прихода террористов. Мы закрыли двери. Одну из них, стеклянную, загородили диваном и заперлись в мамаде <комнате безопасности — The Insider>.

В 7 утра мы услышали стрельбу на улице и арабскую речь. У нас был маленький и слабый отряд самообороны. Координатор по безопасности сразу погиб. Кибуц защищали всего два человека. Одного члена отряда просто не было на месте в этот момент. Его жена Ади Каплюн взяла ружье, и когда в дом ворвались террористы, успела убить одного из них. К сожалению, она погибла, а ее детей угнали в Газу. Еще одного террориста убил житель кибуца из личного пистолета после того, как боевик выстрелил в голову его 12-летней дочери. Девочку, к счастью, удалось спасти. Террористов было действительно много. После прихода военных и зачистки на улицах обнаружили 25 трупов.

Наш кибуц разделен на две части, в каждой несколько рядов домов. По тишине мы понимали, что террористы в другой половине кибуца, и выбирались взять припасы или сходить в туалет. В 9 часов соседка Мариам написала, что задыхается — террористы подожгли ее дом. Оказалось, что горело уже несколько зданий. Папа с мамой заливали водой деревья вокруг нашего дома, чтобы огонь не перекинулся на нас.

Я взяла мокрое полотенце для защиты от дыма и побежала к Мариам. Я позвала на помощь еще одну соседку, Шир, из ближайшего дома, а потом и двух мужчин Ариэля и Оза. У меня получилось порвать жалюзи и открыть железную ставню. К этому моменту Мариам уже потеряла сознание. Она лежала на кровати, а ее лицо почернело. Мужчины вытащили Мариам и отнесли к себе. Сейчас она уже выписалась из больницы, с ней всё в порядке.

Ариэль и Оз проинструктировали меня, как правильно закрыть дверь убежища, чтобы ее невозможно было открыть снаружи.

Алла: После возвращения Анат мы заперлись в мамаде. В дверь начали стучать. Мы не ответили. Дочь объяснила, что все должны молчать. Террористы искали детей по крику. У нашего младшего внука, четырехлетнего Лади, особенности развития, он не мог понять, что надо молчать. Дочь всё время держала его на руках, а он кричал. Террористы поняли, что внутри дети, и начали ломиться к нам.

Мы с мужем держали дверь, поэтому террористы не смогли ее открыть. А потом раздался взрыв. Я успела толкнуть маму на пол, одна внучка была на кровати, а всех остальных ранило. Это была какая-то очень мощная граната. Осколки частично пробили дверь. Мужу перебило ногу, мне порвало мышцы ноги и правой ягодицы до кости. Я была вся в крови. Дочь сделала мужу тугую повязку, а я чем-то заткнула свою рану. Анат попал маленький осколок в кисть, Лади — четыре крохотных осколочка в грудь. Шестилетняя Офик пострадала сильнее всех, ей здорово повредило ногу.

Затем террористы пытались нас выманить. Они обещали на английском, что помогут детям. Потом взяли у кого-то из убитых телефон и стали писать в кибуцную группу, чтобы мы выходили. Затем заставили одну из соседок Авиталь позвать нас всех на улицу. Они угнали ее в Газу, а вместе с ней двоих маленьких детей той убитой женщины, Ади Каплюн. Их потом отпустили ради кадра на «Аль-Джазире».

Армия пришла только в полседьмого вечера. Но мы были в таком состоянии, что эти пять часов пролетели, как пять минут. Меня с внучкой сразу же повезли на машине к кибуцу Реим, где был организован пункт первой помощи. А потом нас переправили на вертолете в больницу вместе с ранеными солдатами. В больнице меня сразу отвезли в операционную. Когда я пришла в себя, то первым делом узнала, что у внучки и мужа всё хорошо.

Йосеф: В свете того, что боевики сделали в Кфар-Азе и в Беэри, я понимаю, что случилось бы, открой мы дверь. Нас с Аллой и раненую внучку просто пристрелили бы, потому что мы не могли идти. А остальных отправили бы в Газу. И либо держали там до сих пор, либо отпустили и сняли фильм для «Аль-Джазиры» о том, какие они гуманные.

Анат: Раненых увезли, а мы остались ждать эвакуации. Сначала нас отвезли в другой, не пострадавший кибуц Гвулот, где мы провели ночь, а потом эвакуировали на юг, в Эйн Гади — это между Эйлатом и Мёртвым морем. Но я не могла там оставаться, ведь моя семья в больнице. Хорошо, что нас позвали остановиться в религиозном кибуце Беэрот-Ицхак в центре страны. Дали две комнаты в гостевых домиках. Здесь мы и живем до сих пор: у нас три кровати, два матраса и одна кроватка-манеж для младшего. Вещей у нас нет. Мы как беженцы. Добрые люди периодически приглашают пожить недельку в какой-нибудь пустующей квартире. Но я предпочитаю остаться там, откуда не придется уезжать через неделю.

Мой муж примчался из Франции, как только смог, — на сутки раньше, чем собирался. Он съездил в Холит, посмотрел, не разграбили ли наш дом, похоронил соседскую собаку, которую застрелили террористы. Чтобы зайти в кибуц, нужно разрешение и сопровождение из солдат. Там много мин. Например, труп Ади Каплюн террористы положили в одной из комнат, накрыли и заминировали. Всего в нашем кибуце погибли 15 человек.

Я мечтаю вернуться в Холит. Это мой дом. У нас выбили стекла, но вроде всё можно восстановить. Фабрика, где я работаю, пострадала сильнее. Там украли компьютеры и даже вилочные погрузчики со склада. Но мы и там всё восстановим.

Алла: Йосефу отрезали левую ногу ниже колена, у Анат вынули осколок, еще одной внучке вытащили осколок из ягодицы. Младшему пока операцию не делали, потому что осколки маленькие. Офик сделали четыре операции на правой ножке, четвертую — уже пластическую. Она ходит, хоть и в гипсе.

Сама я до сих пор лежу. Мне еще предстоит операция. К тому же в легких скопилась кровь, и с этим тоже надо что-то делать. Не знаю, смогу ли я вернуться на завод. Лечение и реабилитация займут год. Но нам уже начислили пособие.

На самом деле, я считаю, что нам еще повезло. Мы оказались все вместе. Не знаю, смогла бы Анат с внуками удержать дверь. Их убили бы или взяли в заложники. А сейчас мы все живы — и это главное.

Елена Нив: «Целые сутки не знала, жив ли мой сын»

Елена Нив родом из Беларуси. Сейчас она живет на севере страны в городе Кирьят-Ата, около Хайфы. А ее единственный сын Элиэзер оказался 7 октября в эпицентре террористической атаки.

Я уже четвертую неделю на больничном после нервного срыва. Целые сутки не знала, жив ли мой сын. Я занимаюсь реабилитацией детей с аутизмом и молодых людей с шизофренией, оказываю психологическую помощь. Я могу успокоить любого, а сейчас я сапожник без сапог.

Сын убеждает меня, что он не был на том музыкальном фестивале в кибуце Реим, где убили столько молодых людей. Возможно, он просто не хочет, чтобы я волновалась. В любом случае, Элиэзер был там, на юге, когда напали террористы. 7 октября в 7:15 я получила от сына сообщение: «Мама, я в порядке». И это было самое страшное, что я видела в своей жизни.

Его девушка, Майя, родом из Сдерота, там хамасовцы тоже убили многих. Она то ли вытащила Элиэзера с фестиваля к своим родителям, то ли они с самого начала были у них. Так или иначе вся семья выбиралась из города 7 октября, когда на улицах шли бои с террористами. В их машину даже попала пуля. А пока они выбирались, я звонила в центр поиска пропавших, ведь на тот момент я не знала, что с ними. И долгие часы от сына не было вестей. Сейчас он недалеко от Мёртвого моря у родственников своей девушки. А я понимаю, что чувствовали мамы, чьи сыновья не вернулись.

Сейчас мне сложно выйти даже в аптеку, чтобы купить лекарства, которые мне прописали. За эти три недели я похудела на 15 килограммов. Я включаю телевизор, чтобы услышать какой-то голос и успокоиться.

Мы репатриировались в 1997 году из Витебска и первое время жили в кибуце на севере по программе «Первый дом на родине». И сразу попали под «Катюши» <«Катюшами» в Израиле называют любые неуправляемые ракеты советских и китайских систем залпового огня — The Insider>, которыми нас обстреливали из Ливана. Мой папа был военным, командовал в части всеми замполитами и часто брал меня с собой. Я играла в детстве среди таких ракет. И вот они летели на нас.

Помимо занятий с больными шизофренией, я работаю в нашем здании суда в Хайфе. Там убирают девушки: русские, украинки, эфиопки, а я должна проверять за ними работу. 8 марта был корпоратив, и русские с украинками перессорились из-за войны в Украине и с тех пор не разговаривали. Но когда началась война в Израиле, все снова помирились.

После начала войны мне написали многие люди из Беларуси. С одной стороны, они вроде как обо мне беспокоились. С другой, выглядело это как издевательство. Один из них, адвокат, написал: «Возвращайся скорее домой, в Белоруссию». Да кто тебе сказал, что там мой дом? Я половину жизни живу здесь. У меня здесь сын. Я говорю на иврите так же, как на русском. И даже думаю на нем. Если арабы сбросят нас в море, как они мечтают, пусть сбрасывают. Я отсюда не уеду.

Мария: «За час трое мужчин ушли на войну»

Мария приехала в Израиль в 1999 году из Риги. Ее муж Леонид — из Киева, репатриировался на несколько лет раньше. У них пятеро детей от первых браков: трое его, двое — ее. Живут в Кармиэле — городе на севере страны.

Я занимаюсь фотографией, снимаю свадьбы и прочие торжества. Муж — программист, и дети все — тоже программисты. Мы построили себе большой дом и живем в нём все вместе: мы двое, дети, моя мама, пять собак, три кошки и попугай. Нашим старшим детям по 33 года, но они все никак не хотят съезжать — им с нами хорошо.

В тот день, 7 октября, никто долго ничего не понимал. Мы сидели внизу в комнате и смотрели в новостях, что происходит. Вдруг спускается сын мужа Даня в военной форме и говорит: «Ну, я пошел». Ему позвонили и вызвали в милуим <служба резервистов — The Insider>. Он танкист и сейчас уже в Газе. Потом вызвали моего сына Женю, он служит в МАГАВ <Пограничная стража Израиля — The Insider>. А третьим призвали моего брата, который в эти дни у нас гостил. Он работает в армейской логистике. За час трое мужчин ушли на войну.

Старшая дочь мужа Алина запаниковала: уехала в Хайфу, сняла там квартиру, купила билет в Европу, но боится лететь. Младшая, 15-летняя Лея, тоже боялась. Она ведь никогда такого не видела. Расспрашивала нас про прошлую войну, чтобы успокоиться. У нее отменился концерт Бруно Марса, которого она очень ждала. А еще я ей впервые в жизни не разрешила поехать в Тель-Авив, где у нее все друзья. Всегда разрешала, а тут подумала: «Опаньки, война всё-таки».

Сыновья уже возвращались домой в отпуск. В целом, ощущения — будто они просто служат в армии. Пришли — все рады, покормили и постирали одежду. Я уверена, что у них и у нас всё будет хорошо.

Нас сильно закалила прошлая война. Мы пережили ее в Нагарии, у самой границы с Ливаном. К нам прилетало по 60 «Катюш» в день, а «Железного купола» тогда еще не было. В дом моей мамы попала ракета и всё разнесла. А однажды ракета пролетела буквально в двух метрах над нашими головами. Тогда мне впервые было по-настоящему страшно. Сейчас всё проще. Мы подготовили нашу комнату безопасности. Накупили вкусняшек, чтобы было не скучно сидеть. Научили собак заходить туда — раньше это была комната моей мамы, и питомцам в нее входить запрещалось.

У меня работы стало меньше. Отменились бар-мицвы и дни рождения. Но верующие евреи не отменяют свадьбы — для них очень важны даты. А снимаю я в основном на свадьбах у верующих, где есть разделение на мужчин и женщин, и я работаю на пару с фотографом-мужчиной. Первая военная свадьба у меня была прямо вечером 7 октября. Это было ужасно, если честно. Все плакали, у всех испуганные лица. Жених рыдал и не мог остановиться, рыдала невеста под хупой <навес, под которым совершается еврейская свадьба — The Insider>.

Потом были свадьбы 8, 9, 10 октября. Тут уже люди не плакали, но и веселья особого не было. Израиль — маленькая страна, и у каждого во время теракта погиб родственник, одноклассник или знакомый. Сейчас же свадьбы стали почти как раньше. Только почти все мужчины с оружием, в увольнении. И молодые, и те, кому по 50 лет.