Старики-разбойники. Как Германия судит нацистских преступников и чем ее опыт поможет после войны в Украине

В декабре 2022 года, за несколько дней до Рождества небольшой городок Итцехо на севере Германии попал на страницы мировой прессы. В местном суде завершался очередной процесс по делу о преступлениях нацистского режима. Впервые за много лет на месте подсудимого — женщина. 97-летняя Ирмгард Фурхнер в 1943–1945 годах служила в комендатуре концентрационного лагеря Штутгоф недалеко от современного Гданьска и, по версии обвинения, была причастна к убийствам более 10 тысяч его узников — именно столько жертв пришлось на период ее работы в лагере. Всего же за время войны в Штутгофе погибло — в том числе в газовых камерах и в результате смертельных инъекций — около 65 тысяч человек (евреев, польских партизан, советских военнопленных и других).

В зал в кресле-каталке ввозят благообразную пожилую даму в белом берете. Ее ноги укрыты одеялом, дрожащая рука придерживает медицинскую маску. Дама растерянно оглядывает людей в черных мантиях — через несколько минут те признают ее виновной и приговорят к двум годам условно. Поскольку на службу Ирмгард поступила несовершеннолетней, слушания проводились ювенальным судом. Дело называют беспрецедентным: впервые обвинения в пособничестве массовым убийствам предъявлены не бывшему эсэсовцу, а гражданскому лицу, работавшему в лагерной системе по найму. Защита настаивала, что в Штутгофе 18-летняя Ирмгард выполняла исключительно бумажную работу и понятия не имела о планомерном уничтожении людей за стеной. Но суд решил иначе: секретарь коменданта концлагеря, печатавшая его приказы и письма, ни при каких обстоятельствах не могла оставаться в неведении. А значит, была одной из тех, кто приводил в движение машину смерти. Самого коменданта — оберштурмбаннфюрера СС Пауля Вернера Хоппе — в 1957 году осудили на девять лет тюрьмы, но освободили досрочно в конце 1960-го.

Осенью 2021 года, когда процесс только начинался, фрау Фурхнер сбежала из дома престарелых и попыталась скрыться. Полиция обнаружила ее спустя несколько часов в соседнем Гамбурге и продержала под стражей пять дней. За 14 месяцев, что длилось разбирательство, она нарушила молчание лишь однажды. «Я сожалею обо всём, что произошло. Мне жаль, что я находилась в Штутгофе в то время — это всё, что я могу сказать», — посетовала Фурхнер на одном из последних заседаний суда, но своей вины так и не признала.

«Маленькие винтики» в системе уничтожения людей

Германия — единственное в мире государство, которое и сегодня, спустя почти 80 лет после окончания Второй мировой, продолжает разоблачать и привлекать к суду нацистских преступников. В других странах процессы над ними давно прекратились, в некоторых тема причастности их народов к преступлениям Третьего рейха фактически табуирована — попытки заглянуть в темное прошлое и признать свою ответственность за содеянное, как правило, встречают мощное сопротивление в обществе. «Обратите внимание, США после 1949 года не проводили судов над нацистами, а вместо этого депортировали подозреваемых для уголовного преследования в других юрисдикциях», — отмечает немецкий историк Эдит Райм. Последнее такое решение было вынесено в 2020 году.

За последние десять лет в Германии вынесением приговора завершились пять дел против бывших нацистов. О каждом таком процессе говорят как о, вероятно, последнем: предполагаемые преступники уже глубокие старики, многим участвовать в разбирательствах не позволяет здоровье. Да и те, кто получает реальные сроки, в итоге остаются на свободе — и умирают в ожидании апелляции.

Так, тюремный срок вряд ли придется отбывать 102-летнему Йозефу Шютцу, бывшему охраннику немецкого концлагеря Заксенхаузен. В июне прошлого года суд в земле Бранденбург назначил ему пять лет лишения свободы за соучастие в убийствах более 3,5 тысячи заключенных в период с 1942 по 1945 год (общее число жертв за время существования лагеря оценивается в 55 тысяч человек). Шютц — самый пожилой нацистский преступник из когда-либо представших перед судом.

Стратегия его защиты строилась во многом на тех же аргументах, что и в случае с Фурхнер: обвиняемый был лишь «маленьким винтиком» в огромном механизме, ничего не знал о творившихся в лагере злодеяниях и потому не может нести за них ответственность, да еще в столь преклонном возрасте. Сам Шютц на протяжении всего процесса путался в показаниях и даже утверждал, что в годы войны работал на ферме. В день оглашения приговора он заявил, что всю жизнь был законопослушным гражданином, не совершил «абсолютно ничего плохого» и не представляет, почему вдруг оказался на скамье подсудимых.

Стороне обвинения удалось документально доказать, что Йозеф Шютц служил в СС и состоял в охране Заксенхаузена. Более того, он «сознательно и по своей воле» участвовал в массовых казнях — в частности содействовал «расстрелу советских военнопленных в 1942 году» и убийству заключенных с применением отравляющего газа «Циклон Б». В то время ему был 21 год.

Фигурантом другого недавнего разбирательства стал бывший «сослуживец» Ирмгард Фурхнер — Бруно Дей, который в течение нескольких последних месяцев войны был караульным на наблюдательной башне в Штутгофе. За это время в концлагере погибло более пяти тысяч человек. Летом 2020 года гамбургский суд назначил ему два года лишения свободы условно. На слушаниях 93-летний Дей признался, что видел «изможденные фигуры» заключенных и слышал их крики из газовых камер, но «истинные масштабы ужаса и страданий» осознал лишь сейчас, благодаря показаниям свидетелей и историков. При этом он подчеркнул, что за собой вины не чувствует: «Я лично никому не причинил вреда. Я просто стоял на вышке и выполнял приказ». «Вы по-прежнему считаете себя всего лишь наблюдателем, хотя на самом деле были соучастником рукотворного ада, — возразила на это судья, зачитывая приговор. — Для вас всё это было просто монотонной работой».

Одним из главных доводов обвинения в деле Бруно Дея стал тот факт, что в Штутгоф он попал солдатом вермахта, а в СС вступил только через месяц. Это означает, что Дей мог подать прошение о переводе в другое подразделение, но предпочел остаться в лагере. По утверждению защиты, он был слишком незрел, чтобы принять такое решение, — на момент поступления на службу ему было всего 17 лет. Но суд счел, что юный возраст не может служить оправданием. Ужасы Штутгофа и других нацистских концлагерей стали возможны лишь потому, что сотни тысяч обычных людей, подобных подсудимому Дею, сумели договориться со своей совестью, подвела итог судья.

Еще один показательный процесс состоялся в апреле 2015-го в Ганновере. Тогда к четырем годам заключения приговорили «бухгалтера Освенцима» Оскара Гренинга — его признали причастным к уничтожению не менее 300 тысяч венгерских евреев, депортированных в крупнейший лагерь смерти с мая по июль 1944 года. В Освенциме бывший банковский клерк и убежденный нацист Гренинг занимался сбором и сортировкой денег и других ценных вещей заключенных, а также контролировал отправку конфискованного имущества в штаб-квартиру СС в Берлине. Несмотря на то что сам он никого не убивал, суд заключил, что своей службой Оскар Гренинг поддерживал жизнеспособность преступного режима.

После войны Гренингу дважды удалось избежать наказания из-за «отсутствия достаточных оснований для подозрения» — сначала в 1947 году, затем в 1980-х. В отличие от многих других нацистских преступников, он открыто рассказывал о своем прошлом (в частности в документальном фильме Би-Би-Си) и даже выступал с осуждением отрицателей Холокоста. Тем не менее во время судебных слушаний Гренинг заявил, что готов разделить лишь моральную — но не юридическую — вину за содеянное. В заключении «бухгалтер Освенцима» не провел ни дня: в 2018 году после череды апелляций он умер в возрасте 96 лет.

Впрочем, по мнению ряда исследователей, исход таких процессов имеет второстепенное значение. «Символическое правосудие лучше, чем никакое», — констатирует известный «охотник за нацистами», директор иерусалимского офиса Центра Симона Визенталя Эфраим Зурофф. Эдит Райм добавляет:

«Многие скажут, что бессмысленно таскать стариков по судам и обвинять их в преступлениях 70–80-летней давности. Представляют ли они угрозу общественной безопасности? Очевидно, что нет. Тем не менее для нашего общества важно, чтобы правосудие свершилось, а жертвам и их близким важно, чтобы страдания, которые они пережили, были признаны публично».

И главное: каждое такое дело служит напоминанием о том, что у преступлений против человечности нет срока давности — и что они не могут совершаться без прямого или косвенного участия тысяч простых граждан, отметил в беседе с The Insider профессор права и юриспруденции в американском Амхерст-колледже Лоуренс Дуглас.

Правосудие: медленное, но верное

Практику привлечения к суду 90-летних одобряют не все. Главный аргумент критиков: немецкая судебная система пытается восполнить упущенное в предыдущие десятилетия.

Большая часть процессов над нацистскими преступниками прошла сразу после окончания войны. Главный открылся в ноябре 1945 года — тогда перед международным военным трибуналом в Нюрнберге предстал 21 высокопоставленный чиновник Третьего рейха (в том числе шеф люфтваффе Герман Геринг, рейхсминистр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп, издатель антисемитской газеты «Штурмовик» Юлиус Штрейхер). 12 подсудимых были приговорены к смертной казни, трое — к пожизненному заключению, четверо — к 10–20 годам тюрьмы.

В следующие четыре года оккупационные власти стран-союзниц — США, СССР, Великобритании и Франции — провели серию судебных разбирательств в отношении нацистских деятелей меньшего ранга. Наиболее известны прошедшие в американской зоне оккупации 12 «малых нюрнбергских процессов» над военными, чиновниками, врачами концлагерей, юристами и промышленниками. Из 185 обвиняемых 24 приговорили к смерти, 20 — к пожизненному лишению свободы, еще 98 — к различным срокам заключения. Параллельно в немецких судах рассматривались дела, связанные с преступлениями против граждан Германии.

После 1949 года расследовать злодеяния режима наконец доверили органам юстиции разделенной Германии — но те не проявили большого рвения. «Денацификации», какой ее задумывали союзники, не случилось: бывшие члены нацистской партии и СС еще долго занимали высокие посты в судебной системе ФРГ (и вообще в органах власти), что практически гарантировало неприкосновенность их вчерашним соратникам. Так, вплоть до 1970-х более половины сотрудников Министерства юстиции составляли члены НСДАП. Новые дела открывали неохотно, большинство подсудимых приговаривали к небольшим срокам или вовсе оправдывали. Проводились кампании за амнистии и смягчение ранее вынесенных приговоров — к концу 1950-х тысячи нацистов были досрочно освобождены из тюрем и реабилитированы. Простые немцы оказались не готовы к рефлексии — большинству хотелось подвести черту под прошлым и заняться восстановлением страны. В Восточной Германии осужденных было значительно больше, но там процессы носили явный идеологический характер, многих привлекали к суду просто за членство в НСДАП.

Кроме того, Минюст ФРГ сознательно отказался от стратегии, выработанной трибуналом в Нюрнберге. Фигурантов таких дел судили не за геноцид и преступления против человечности, а по обычной статье об убийстве (чаще — соучастии в убийстве), с применением немецкого Уголовного кодекса. На практике это означало, что от прокуратуры требовалось доказать прямую причастность подсудимого к конкретному преступлению — сложнейшая задача, учитывая устройство лагерной бюрократии. Возможности обвинения ограничивал и срок давности по делам об убийстве (20 лет); отменили его только в конце 1970-х. Такой подход позволил уйти от ответственности множеству пособников нацистов. Для наглядности: по оценке немецкого историка Андреаса Эйхмюллера, из 6,5 тысячи эсэсовцев, служивших в Освенциме и переживших войну, осуждены были лишь 49.

Первый в ФРГ резонансный уголовный процесс по «нацистскому делу» прошел в 1958 году. В городе Ульм судили десять членов айнзацгруппы, участвовавших в массовых расстрелах более пяти тысяч литовских евреев в самом начале вторжения в СССР, — всех приговорили к различным срокам заключения. Разбирательство произвело шоковый эффект: оказалось, что виновники страшных зверств могли не понести наказания и годами выдавать себя за добропорядочных граждан. Но главным итогом ульмского дела стало создание в городе Людвигсбурге специального государственного управления — Центрального ведомства по расследованию преступлений национал-социалистов. Его задачей стало проведение предварительного следствия с последующей передачей дела в прокуратуры на местах, причем поначалу в ведении органа были только преступления, совершенные за пределами Германии.

Материалы, собранные Центральным ведомством, легли в основу обвинения против фигурантов процессов 1963–1965 годов. Вопреки сильнейшему противодействию системы, франкфуртскому прокурору Фрицу Бауэру удалось предать суду 22 бывших сотрудников Освенцима. 17 из них были вынесены обвинительные приговоры: шестерым назначено пожизненное заключение, остальным — сроки от трех до 14 лет. Процессы продолжались 20 месяцев, в итоге были опрошены три сотни свидетелей и впервые подробно описан механизм массового уничтожения евреев, рома, коммунистов и других жертв режима. Позиция Бауэра была для того времени радикальной: преступления в Третьем рейхе совершали не отдельные дорвавшиеся до власти садисты, а миллионы граждан, обеспечивавших бесперебойную работу машины террора. Общественность эту идею не восприняла. По итогам опроса, проведенного сразу после этих судов, 57% населения Западной Германии высказалось против дальнейшего расследования нацистских преступлений.

У Бауэра были и другие заслуги. Он сыграл ключевую роль в реабилитации участников заговора против Гитлера (до этого их воспринимали как государственных изменников), а также в разоблачении и поимке «архитектора Холокоста» Адольфа Эйхмана, после войны скрывавшегося в Аргентине. Не доверяя немецким правоохранителям, генпрокурор передал сведения о местонахождении Эйхмана израильскому «Моссаду», чьи агенты похитили и вывезли нациста в Израиль — там он был осужден и повешен.

На протяжении последующих четырех десятилетий попытки призвать к ответу бывших нацистов, за редкими исключениями, заканчивались неудачей. Но затем случился неожиданный прорыв. В 2007 году в Гамбурге состоялся суд над уроженцем Марокко, связанным с организаторами терактов 9/11. Находясь в Германии, он управлял банковским счетом одного из угонщиков самолетов и знал о готовящихся атаках. Марокканца приговорили к 15 годам тюрьмы за соучастие в убийстве 246 человек — столько пассажиров захваченных рейсов погибло 11 сентября. Этот кейс дал новую надежду юристам Центрального ведомства в Людвигсбурге. Они решили применить ту же логику к преступлениям военного времени и доказать, что каждый, кто являлся частью нацистского аппарата и знал о систематических убийствах, был к ним причастен.

Впервые новая стратегия сработала в 2011 году на мюнхенском процессе по делу Джона (Ивана) Демьянюка, экстрадированного из США украинского коллаборациониста. Его обвинили в пособничестве убийству более 28 тысяч узников лагеря смерти Собибор, где он работал охранником в 1943 году. Прокуратура утверждала, что для признания Демьянюка виновным достаточно самого факта его службы в лагере, специально предназначенном для уничтожения заключенных, и суд с этим согласился. 91-летний Демьянюк получил пять лет тюрьмы, но умер в доме престарелых, пока дело рассматривалось в апелляции. Тем не менее этот прецедент кардинально изменил судебную практику, дав возможность преследовать за массовые убийства «рядовых» нацистов в отсутствие доказательств их прямой вины.

В общей сложности, по данным Центрального управления в Людвигсбурге, с мая 1945 года в ФРГ было начато следствие в отношении более 106 тысяч человек (по другим данным — более 170 тысяч), известных поименно. До суда, однако, дошла лишь малая часть дел. Всего было осуждено около 6,5 тысяч человек, из них 1155 за убийство. 182 приговорены к пожизненному заключению или смертной казни, большинству же назначены различные тюремные сроки или штрафы. Как рассказал The Insider главный прокурор Центрального ведомства Томас Вилль, в настоящий момент на рассмотрении немецких прокуратур находится еще пять дел в отношении бывших сотрудников концлагерей.

От Нюрнберга до Украины

Экстрадиции Ивана Демьянюка из Соединенных Штатов добилось Управление специальных расследований (Office of Special Investigations, OSI) во главе с Эли Розенбаумом, «ветераном» американской юстиции, снискавшим славу самого эффективного «охотника за нацистами». OSI было образовано при Минюсте США в конце 1970-х и занималось поиском, денатурализацией и высылкой нацистских преступников, после войны укрывшихся в Соединенных Штатах, — всего таких дел порядка сотни. В 2010 году оно перестало существовать как отдельное подразделение и влилось в новый министерский Отдел по правам человека и специальным преследованиям (Human Rights and Special Prosecutions Section, HRSP). Эли Розенбаум стал в нем директором по стратегии и политике обеспечения соблюдения прав человека. А в июне прошлого года генпрокурор США Меррик Гарланд назначил его главой американской группы по расследованию преступлений, совершенных российской армией в Украине.

Под началом Розенбаума работает целая команда специалистов, которые занимаются сбором и анализом доказательств и консультируют украинскую сторону. Тот факт, что злодеяния совершаются в реальном времени, и вся Украина, по сути, является местом преступления, осложняет работу, отметил Розенбаум в интервью «Голосу Америки», но добавил, что западные эксперты полны решимости довести дело до конца и наказать виновных:

«В Нюрнберге им [расследователям] удалось преуспеть и без анализа ДНК, и без перехвата сообщений и других технологий. Тогда не было ни интернета, ни мобильных телефонов. Представьте, насколько больше мы можем сделать с помощью передовых методов, доступных нам сегодня».

В сентябре 2022 года Эли Розенбаум выступил в комитете Сената по юридическим вопросам с докладом, озаглавленным «От Нюрнберга до Украины: ответственность за военные преступления и преступления против человечности». Подробно рассказав о своей работе, он пожаловался на несовершенство действующего закона, который допускает уголовное преследование по таким обвинениям лишь в случае, если подозреваемый или жертва являлись (на момент совершения преступления) американскими гражданами. Этот пробел в законодательстве сделал невозможным привлечение к суду множества нацистов и их коллаборантов, бежавших в Штаты из Германии и других европейских стран. «Вместо этого мы могли предъявить им только гражданские иски, — с сожалением констатировал Розенбаум. — У российских и других военных преступников, которые решат приехать в США, не должно быть шанса аналогичным образом избежать наказания и найти здесь убежище».

Правовые изменения не заставили себя ждать. В начале января Джо Байден подписал закон «О правосудии для жертв военных преступлений», который расширил юрисдикцию американских судов в отношении таких деяний. В частности, у Минюста появятся полномочия преследовать причастных к насилию в Украине россиян, в случае если они окажутся на территории США.

Эли Розенбаум признает, что прежде чем свершится правосудие, может пройти немало лет, однако работа в OSI научила его терпению: «Мы будем неумолимы, — заявил он в интервью The Guardian. — [Наш] месседж преступникам, фактическим и потенциальным, звучит так: если вы следуете преступным приказам или отдаете их, вам придется прожить остаток жизни, постоянно оглядываясь через плечо».

Для того чтобы запустить механизм правосудия в отношении военных преступников, требуется прежде всего политическая воля — нации-жертвы, нации-агрессора или международного сообщества, говорят опрошенные The Insider эксперты.

«Образование Центрального ведомства по расследованию преступлений национал-социалистов в 1958 году как раз и было проявлением политической воли всех федеральных земель Германии, — поясняет Томас Вилль. — Еще раз немецкие власти продемонстрировали ее несколько лет назад, решив продолжать расследование нацистских преступлений до тех пор, пока есть шанс найти в живых хоть одного виновного».

Актом политической воли был и созыв международного трибунала в Нюрнберге, который создал «мощный прецедент для привлечения первых лиц государства к личной ответственности за развязывание агрессивной войны, военные преступления и преступления против человечности», говорит профессор Амхерст-колледжа Лоуренс Дуглас. Однако не стоит забывать, что тогда союзники имели дело с побежденной нацией и государством, которое, по сути, перестало существовать:

«Арест высокопоставленных нацистов и сбор соответствующих доказательств стали возможными благодаря оккупации Германии. Очевидно, что всё гораздо сложнее, когда предполагаемые преступники остаются у власти».