«Принципиальных били электрошокером либо все за них подписывали и увозили». Осенняя призывная кампания в России ставит рекорды по насилию

EN

Осенняя призывная кампания 2024 года — последняя, когда формально не работает электронный реестр повесток. С его появлением сбежать от военкомата в России станет существенно сложнее. Пока же призыв идет по старым правилам, а военкомы стремятся выполнить план всеми доступными способами. Этой осенью в армию должны набрать 133 тысячи человек. Это на 17 тысяч меньше, чем призвали весной, но все еще достаточно много, чтобы развернуть охоту на потенциальных срочников.

При этом риск оказаться на войне для них существенно возрос. Хотя формально призывники не должны участвовать в военных действиях в Украине, с самого начала вторжения срочники регулярно гибли и получали ранения. И если раньше их участие в войне всячески пытались скрыть (пока новобранцы погибали под обстрелами в приграничных регионах и аннексированном Крыму), то теперь призывникам напрямую угрожают отправкой в Курскую область, где только по подтвержденным по открытым источникам данным в первый месяц украинского наступления пропали без вести или попали в плен более 120 солдат срочной службы. Но информация, находящаяся в открытом доступе (1, 2), и сами участники боевых действий свидетельствуют, что смертей было еще больше.

Все это не способствует росту популярности призыва и вынуждает военкоматы действовать более жестко. Чтобы набрать людей, помимо уже знакомой схемы отправки на сборный пункт «одним днем», которую военкомы активно практикуют с осени 2022 года, призывников избивают, заковывают в наручники, удерживают в военкоматах и заставляют сходу подписывать контракты с Минобороны.

«На Угрешской их били электрошокером и силой надевали форму»

В последний месяц призыва молодых людей с помощью полиции хватают повсеместно: на улицах и в метро, на остановках и фуд-кортах торговых центров. Несколько рейдов прошло в студенческих общежитиях (1, 2). По подсчетам проекта «Идите лесом», к настоящему моменту призывники по всей России попали под облавы как минимум 125 раз.

Координатор движения «Сознательных отказчиков» (ДСО) Елена Попова отмечает, что при поиске «потенциальных жертв» военкоматы нацелены на две категории: тех, кто был призван во время весенней кампании, но избежал отправки в армию, и тех, кто пытается оспаривать решение о призыве, принятое этой осенью. Что касается первых, то, по словам Поповой, о них должны были забыть сразу же, как закончился весенний призыв:

«Все решения о призыве, которые не были реализованы во время призывной кампании — человек болел, судился или смог уклониться от отправки каким-то другим образом, — автоматически отменяются решением Призывной комиссии субъекта как нереализованные, когда призыв подходит к концу, но Локтев <военный комиссар Москвы — The Insider> не берет это во внимание».

Кроме того, как отмечает Попова, таких призывников пытаются отправить в армию без проведения призывных мероприятий, что противоречит Положению о военно-врачебной экспертизе:

«Локтев считает, что если весной в отношении гражданина было принято решение о призыве в ВС, то его категория годности продолжает действовать и этого человека — без проведения медицинского освидетельствования и прочего — можно отправить служить. Но это в корне неверно. В Положении о военно-врачебной экспертизе есть норма, где сказано, что перед отправкой должны быть предоставлены актуальные результаты обязательных диагностических исследований. Не говоря уже о том, что за полгода у человека могло измениться состояние здоровья».

Раньше призывников, которые пытаются оспорить решение Призывной комиссии этой осени, не смогли бы сразу отправить на службу, но с осеннего призыва 2024 года в законе «О воинской обязанности и военной службе» произошли существенные изменения:

«Из федерального закона пропала норма, которая напрямую обязывала приостанавливать все мероприятия по призыву для тех, кто обжалует решение ПК в суде. Соответственно, решение о призыве продолжает действовать. Люди по нашим рекомендациям подают ходатайство о принятии обеспечительных мер — просят суд запретить военкоматам проводить любые мероприятия по отправке до вступления в силу решения суда. Но судьи массово отказывают в этом, считая, что никакое право не нарушается. „Ты иди в армию, а мы пока тут будем решать, правильно тебя призвали или нет”. Когда люди получают определение об отказе, они подают частные жалобы, но это никого не интересует: мордой в капот, наручники — и ты в армии».

В Москве работу местных военкомов существенно упрощает появление Единого пункта призыва (ЕПП). Его преподносят как своеобразный инновационный проект, который «ускоряет и упрощает все процедуры, связанные с военной службой по призыву». Однако на деле он лишь расширяет возможности для незаконных действий и беспредела: «Это огромный орган, где совершенно размыта ответственность, что становится питательной почвой для роста нарушений — когда не годных к службе людей, которые сто лет наблюдаются с непризывными диагнозами, записывают в годные».

Кроме того, по словам Поповой, с появлением ЕПП изменились и правила взаимодействия с военкоматом — теперь все мероприятия по призыву должны проходить в Едином пункте, и на них больше не пускают доверенных лиц:

«Раньше люди приходили на медкомиссии вместе с доверенными лицами — неважно, на кого была оформлена доверенность, — на маму, жену или друга. Несколько человек приходили командой. И когда шел диалог с врачом, тому было сложнее творить беспредел при доверенном лице, а теперь в этом ЕПП грудью стоят и никого не пускают. Но призывник не должен находиться один, иначе им очень легко манипулировать».

Казалось бы, при таком раскладе безопаснее всего находиться дома или вообще не состоять на воинском учете, но ни то, ни другое не может полностью обезопасить призывника. Так, в Москве четверых мужчин, не вставших на учет, двое суток продержали в спецприемнике, а затем отвезли в военкомат. Десятки других мужчин, попадающих под призыв, насильно забирали и забирают из дома с самого начала кампании (1, 2).

Например, студента ВШЭ Артура Новика вынудили выйти из квартиры и схватили прямо на лестничной клетке. При попытке вытащить Новика на улицу ударили его бабушку — она упала и ударилась головой: «Двое неизвестных начали агрессивно стучаться в дверь, несмотря на то что там находилась пенсионерка. Они выключили свет в щитовой, погасив его полностью, и заклеили глазок клейкой лентой. Дождавшись, когда я выйду, чтобы включить свет в квартире, эти люди окружили меня, заявив, что я являюсь уклонистом и должен немедленно проследовать в отделение МВД», — поделился Новиков с «Идите лесом». В итоге Артур оказался на службе в Таманской дивизии, несмотря на законную отсрочку, и пока так и не смог оспорить действия полицейских и военкомата.

Можно не открывать дверь полиции, но это работает не всегда — иногда дверь могут вскрыть силой. Именно это случилось с братом москвича Олега <имя изменено в интересах героя — The Insider>. Олег рассказывает, что в их квартиру ворвались абсолютно неожиданно — у семьи были проблемы с замком, а входная дверь нуждалась в ремонте, поэтому силовики воспользовались этим и вскрыли ее:

«Они пришли в районе 12 часов дня и начали звонить в дверь. Мама категорически отказывалась открывать, но они вскрыли замок и вошли. Свое вторжение они аргументировали тем, что квартира находится в муниципальной собственности и поэтому они имеют право в нее входить, когда им вздумается. Пытались всех запугать. Мама встала в коридоре, кричала, стояла на пути, но ее жестко оттолкнули, оставив синяки на руке, и прошли внутрь.

Сестра начала снимать все на телефон. Вошли трое людей. Они представились как сержант полиции ОВД Хорошево-Мневники Николай Игоревич Якушев и старший участковый Александр Балашов, с ними был человек в штатском — лысый мужчина, который отказался представиться. Как мы поняли позднее, это был сотрудник военкомата».

По словам Олега, в это время его брат находился дома из-за болезни: «У него есть справка от уролога от 15 ноября, где сказано, что ему нужно лечиться в течение двух месяцев, но его выволокли из квартиры, при этом угрожая всем остальным, в том числе детям. Мать пыталась протестовать — на нее наорали. Это было откровенное издевательство над пожилым человеком и многодетной матерью».

После препирательств брата Олега сначала отвезли в полицейский участок, а потом — в военкомат:

«Брат просил ордер, бумаги о том, что на него выписан, как говорили сотрудники полиции, привод, но они так ничего и не показали. Силой его забрали, сказав, что отвезут в полицейский участок, чтобы выписать штраф о неявке, и отпустят, но оттуда его сразу доставили в военкомат. Все это время с ним была несовершеннолетняя сестра. Ей стали угрожать детской комнатой милиции, а лысый мужчина, который был в квартире, еще до этого толкнул ее, чтобы она не загораживала путь, причем настолько сильно, что она чуть не упала».

Позже к зданию военкомата подъехала мать. Ей сказали, что ее сына отправят на Яблочкова <там находится ЕПП — The Insider>, но, как выяснилось позднее, его просто отвезли в сборный пункт на Угрешской, проигнорировав все медицинские документы, которые мать привезла с собой.

По словам Олега, оказавшись на Угрешской, его брат постоянно был на связи с семьей и рассказывал о том, что там происходит:

«У него не было с собой кнопочного телефона, и он выходил с нами на связь с телефонов других ребят, которые там были. Сначала ему обещали, что, как только он пройдет медкомиссию, ему дадут повестку и отпустят до явки, но ничего подобного — домой его так и не отпустили.

Мы пытались настаивать на том, чтобы он до последнего не надевал форму. Но он сказал, что видел несколько таких ребят, которым, видимо, близкие так же советовали ничего не делать, — тех били электрошокером. Брат, увидев это, сказал: „Я, наверное, не буду рисковать. Если исход один, то хотя бы целее буду“. Он надел форму и прошел медкомиссию.

Говорил, что людей было очень много, то есть буквально яблоку было негде упасть: привозили по 100 человек чуть ли не каждые несколько часов. Просто огромное столпотворение. Они сидели в ужасных условиях целый день, и очень многих, по его словам, избивали».

Как отмечает Олег, медкомиссия была лишь на словах: «Как рассказывал брат, его спросили только, есть ли какие-то болезни. Он сказал: „Да“. Ему сказали: „Тогда определяем в Тамбов“, — и все. Он настаивал на том, что у него болезнь кишечника и проблемы с мочеполовой системой в активной стадии, но это проигнорировали. И 1 декабря его определили в Тамбов, в часть РЭБ».

Семья опасается, что теперь молодого человека отправят под Курск:

«Брат звонил оттуда и рассказал, что им угрожают отправкой под Курск, где проходят боевые действия. Прямо из учебки. Мы надеемся, что это просто угроза, но никто не знает наверняка. Я знаю, что эта часть связана с беспилотниками, с управлением всякими боевыми дронами и так далее, и боюсь, что их реально могут отправить к месту боевых действий».

Кроме того, близкие срочника боятся, что его будут склонять к подписанию контракта:

«Здесь, наверное, самое страшное, что подпишут за него. Брат рассказывал, что на Угрешской, когда люди отказывались подписывать, просто за них подписывались. Там за две секунды оформляли и отправляли людей. Были более принципиальные ребята, которые стояли на своем до последнего, но их либо били электрошокером, либо всë за них подписывали и увозили.

Мы пытаемся ему талдычить, чтобы он не поддавался ни на какие угрозы, чтобы он был готов, что могут угрожать и нам, но ни в коем случае нельзя сломаться — мы сами будем решать свои проблемы. Он с нами согласился, собирается давить на то, что ему необходимо лечение, будет пытаться, чтобы его перевели в санчасть».

«Ты уже никуда не уйдешь — отправим тебя под Курск»

Легче всего потенциальных срочников отлавливать в публичных местах: в торговых центрах, на станциях метро, автобусных остановках или же просто останавливать на улице. Подобные действия силовики проводили в Москве и Петербурге с первых дней призыва — сейчас таких облав стало только больше.

«Я вышел на Арбатской. На перекрестке, после подземного перехода, стоял пост — они проверяли документы. Я не придал этому значения — проверка и проверка — и просто отдал ему [полицейскому] паспорт, а он на меня смотрит и спрашивает: „А что у тебя с воинской обязанностью?“ Я думаю: ну все, приплыли», — рассказывает 25-летний Артем <имя изменено в интересах героя — The Insider>.

По словам Артема, его отвели в полицейскую машину, потом в нее посадили еще одного задержанного, а проезжая следующий пост, забрали третьего. Всех отвезли в военкомат на Мантулинской.

«В военкомате было максимально безумно. Кто-то плакал, кто-то в ауте был. Рядом со мной стоял мужчина — абсолютно белый весь, без эмоций. Еще один молодой человек вообще на стрессе был — он работает в кино, снимает квартиру с девушкой, а тут вся его жизнь в момент превратилась в дерьмо. Его Матвей звали, ему было очень плохо. И я тоже был в ступоре».

Из состояния шока Артему помог выйти друг, с которым он успел списаться до того, как у него отобрали телефон: «Друг сказал, что я не должен плыть по течению. Я подумал: „Все, ребята, пока“, — и направился в сторону выхода. Паспорт у них был, но я решил: „Ну и х** с ним“. Стал дергать эту дверь, а она была на магните и просто так не открывалась. Женщина, которая нажимает кнопку, побежала за мной и стала орать, что я не мужчина и веду себя как баран. Позвала полицейских».

По словам Артема, ему стали угрожать уголовным делом за неподчинение призыву: «Еще подошла какая-то девушка и говорит: „Как тебя зовут?“ Я говорю: „Вы серьезно спрашиваете, как меня зовут? Вы забрали меня с Арбатской, забрали мой паспорт, забрали мой телефон. И вы хотите знать мое имя?“ Я ничего не сказал. Потом она вернулась с каким-то листком и сказала, что на меня завели дело».

Другого призывника, 19-летнего Александра, скрутили прямо на станции метро. В октябре призывник подал иск в суд, чтобы обжаловать поставленную ему категорию годности — у него есть серьезные проблемы со зрением, — не явился на отправку и уехал из Москвы в Тулу.

По словам Александра, 11 ноября он вернулся в Москву, чтобы узнать статус своего заявления и добиться контрольного медосвидетельствования. Он как раз ехал в ЕПП, когда на станции метро Менделеевская к нему подошли двое полицейских:

«Они попросили документы, а я был спросонья и не подумал — просто дал им в руки паспорт. Один из них посмотрел и говорит: „Да, это он“, и сразу: „Пройдемте с нами до комнаты полиции“. Меня сразу заковали в наручники — сотрудник, который смотрел мой паспорт, приковал мою руку к своей — и повели по эскалатору. Паспорт не отдавали. Я требовал, но они сказали, что вернут его только в комнате. Попросил наручники отстегнуть, тоже сказали — не положено».

Когда Александра завели в комнату полиции, его посадили в изолятор:

«Никаких протоколов задержания предоставлено не было. Они провели осмотр — ощупывали, смотрели, что в карманах, попросили положить телефон. И тут начался конкретный беспредел: меня обыскали и закрыли в клетку. Я просил, чтобы составили протокол досмотра, но они сказали: „Мы просто проверяем, чтобы у тебя не было ножей и ты нас сейчас не зарезал“. На вопрос, почему я задержан, мне тоже ничего не говорили — просто назвали какой-то пункт, сказав, что сработала система распознавания лиц».

В изоляторе Александр просидел около часа, после чего приехали новые сотрудники и перевезли его в другой отдел, а уже оттуда — на сборный пункт на Угрешской:

«Они не говорили, куда везут: „Мы сами не знаем, у нас задание доставить тебя по такому-то адресу“. Адресом была Угрешская. Меня вывели из машины и завели за ворота, а там уже меня встречали сотрудники военкомата. И еще ребят завозили — прямо массово. Сотрудник, который вывел меня из машины, проследовал со мной внутрь. Там меня еще раз досмотрели. У меня с собой была электронная сигарета — ее отобрали, сказав: „Все, можешь с ней попрощаться“, а мой телефон полицейский отдал какому-то сотруднику».

На территории сборного пункта, по словам Александра, акт о приеме имущества подписали за него: «В шатре, где меня досматривали, мне дали какую-то бумажку, говорят: „Подписывай, что сдаешь телефон“. Я прочитал — там написано, что я добровольно передаю телефон на хранение. Я отказался это подписывать, сказав, что я не должен здесь находиться и телефон у меня украли. Они пытались меня заставить, но я наотрез отказался, и они подписали за меня эту бумажку сами».

Когда всех призывников начали отправлять на медкомиссию, Александр решил не подчиняться и вцепился руками в стул:

«Нас привели нас в коридор, где все врачи сидят, и сказали: „Сейчас вы отправитесь в армию, и вам надо пройти комиссию“. И стали всех по очереди вызывать. Я сидел в куртке и держался за стул на случай, если меня попытаются завести силой. Я сказал, что отказываюсь от медосвидетельствования. Тогда ко мне подошел мужик, стал расспрашивать, почему я отказываюсь. Я ему пояснил, что подавал жалобу на Яблочкова и не должен здесь находиться.

Он стал меня уговаривать: „Ничего не будет: если ты не годен, то поедешь домой — только пройди комиссию“. Но я понимал, что это вранье: меня просто побьют и отправят служить. Но он продолжал давить: „Ты что, особенный? Смотри, все ребята проходят, чем ты лучше их?“ А потом перешел к угрозам: „Если ты тут оказался, уже не уйдешь. Отправим тебя служить куда-нибудь под Курск“».

Тех, кто пытался отказываться от осмотра слишком активно, по словам Александра, могли избить: «Со мной рядом сидел человек, который согласился проходить медосвидетельствование. Но когда его повели бриться, он начал из себя психа строить — по полу кататься, пытался в окно выпрыгнуть. За это его избили росгвардейцы».

После всех препирательств к Александру прислали юриста:

«Я ему все рассказал и озвучил свое требование, что хочу пройти контрольное медосвидетельствование (КМО). Юрист залез на сайт суда, посмотрел что-то и сказал, что максимум, что он может мне предложить, — это пройти КМО сейчас и если меня признают годным, то выпишут повестку на отправку через три дня.

А мне нужно было просто оттуда выбраться, конечно, ни на какую отправку я бы не пошел. Мне дали пройти к офтальмологу — там я показал все свои медицинские документы и иски. Офтальмолог назначила мне дополнительный осмотр в больнице, и мне выписали повестку на 20 ноября. И это чудо, потому что со мной было человек двадцать, а отпустили только двух. Причем у одного нога была сломана, а остальные поехали служить».

«Меня выволокли из такси и, надев наручники, потащили на территорию военкомата»

В поиске призывников силовики часто идут на хитрость: подкарауливают потенциальных срочников, переодевшись в гражданскую одежду или выдавая себя за работников сферы обслуживания. Ярким примером таких действий стало появление полицейских в общежитии университета — они выдали себя за сотрудников ЖКХ. В прошлом году — притворялись покупателями с Avito. На такого «гражданского» наткнулся и Роман <имя изменено в интересах героя — The Insider>, вышедший из подъезда своего дома:

«Около подъезда стояла машина. За мной побежал полицейский. Он был в гражданской одежде, метров через двести меня догнал, схватил и стал держать за рюкзак. Я попросил показать мне значок и удостоверение, требовал, чтобы вызвал нормальный наряд и мы составили протокол о задержании. Он сделал вид, что делает это, но продолжал держать меня, не давая убежать».

Пока Романа удерживал полицейский, тот пытался дозвониться до юристов и родственников: «В итоге первым делом я дозвонился до начальника — ирония в том, что с сентября я работаю на предприятии, которое выполняет гособоронзаказ, и у меня отсрочка, но это никого не волновало. Начальник поднял кипеж и стал думать, как мне помочь».

Прождав наряд около получаса, Роман понял, что полицейский его обманул: к ним приехала машина, в которой был такой же сотрудник — тоже без формы, но с удостоверением. Романа привезли в районное МВД, а потом на сборный пункт: «К этому времени я уже со всеми созвонился, и мама с девушкой поехали ждать меня на Угрешскую. Они взяли с собой все медицинские документы, которые у меня были. Повезло, что мне попались немного пассивные полицейские, они не отобрали у меня сразу телефон, и я мог всем звонить».

По словам Романа, около сборного пункта ему удалось немного потянуть время:

«Когда мы приехали на Угрешскую, меня повели к воротам: там есть вход для законопослушных, так сказать, людей — через дверь, а для тех, кого привозит полиция, — через железные ворота. И там не принимают без паспорта. Я сказал, что паспорта у меня нет, хотя эти полицейские знали, что он есть, но почему-то не стали на меня давить.

Они пытались говорить что-то типа „Зачем ты обманываешь?“ — но я продолжал настаивать, что паспорта у меня нет. Тогда они сказали, что будут пробивать по базе, позвонили коллегам и заказали у них справку с моими данными. Ее должны были привезти. И мы стояли и ждали этих полицейских. И тут у меня возникла гениальная идея вызвать такси и удрать — по идее, они свою работу выполнили, и у них не было никаких законных оснований, чтобы удерживать меня силой».

Однако уехать на такси Роману не удалось:

«Там уже была моя мама, и с ее телефона я вызвал такси. Но как только я сел в машину и мы тронулись, эти двое сообразили, что я уезжаю, и остановили ее. Из машины меня выволокли силой. Причем я говорю им: „Ладно-ладно, я сам выйду“, а они: „Нет, сейчас мы будем тебя вытаскивать“, — и просто потащили меня и повалили на землю, надели наручники и повели в свою машину. Моей маме сказали, что повезут меня в прокуратуру, мама тоже туда поехала, а они в итоге просто отъехали дальше и стояли там — ждали своих коллег со справкой».

Когда силовики получили необходимые документы, Романа завели на территорию сборного пункта и передали его на досмотр. После досмотра его отправили дожидаться флюорографии: «На улице стоял грузовичок, где делали флюорографию. Я решил не подчиняться, как мне и советовали в ДСО, с которыми я был на связи».

Когда Роман стал отказываться делать флюорографию, к нему прислали росгвардейцев:

«Я остался один. Ко мне подошел какой-то капитан и стал спрашивать „Чего ты сидишь? Почему не проходишь?“ Я сказал, что меня привезли незаконно, что у меня есть отсрочка, непризывной диагноз и заявление на АГС. Он позвал росгвардию. Сначала меня пытались уговорить: „Годик послужишь и вернешься, все в порядке будет“, а потом стали применять физическую силу.

Я им сказал: „Вы либо бейте меня, раз пришли, либо отстаньте“. В итоге им сказали: тащите его на медкомиссию, и они попытались меня поднять и унести. Но, может, я для них оказался слишком тяжелый — они не смогли меня поднять, и все это перешло в борьбу. Я начал сопротивляться, они стали бить, повалили на пол, заломили руки, а потом я просто лежал. Сказал: „Я никуда не пойду“. В итоге они оставили эту затею, и потом со мной просто сидел росгвардеец. Еще несколько раз приходил тот капитан и угрожал».

В итоге к Роману прислали юриста: «Я ему все объяснил, сказал, что у меня отсрочка от Минпромторга. Он стал копаться в моем личном деле. При этом сказал, что на деле отсрочки для сотрудников ОПК нет, но они ее дают, потому что президент так сказал. Потом он вернулся, сказал, что меня нашли в списках и смогут отпустить, но повестку все равно выдали — на 25 декабря».