День, когда были потеряны десятилетия. Насколько обеднеет Россия из-за нападения на Украину

Я принадлежу к тем, кого события, грянувшие в шесть утра 24 февраля 2022 года, застали врасплох. Я был неоправданно оптимистичен. Сейчас важно не впасть в противоположную крайность, но и не повторять прежнюю ошибку. Поэтому я попытаюсь изложить два сценария, как военная операция против Украины может сказаться на российской экономике. Первый сценарий относительно позитивный, второй – негативный. Я попытаюсь изложить их так, чтобы они были, соответственно, самым вероятным из позитивных и наиболее реалистичным из негативных.

Слово «позитивный» здесь, естественно, должно быть в кавычках и с уточнением «относительно». Непоправимый ущерб уже нанесен. Та жизнь, что была в понедельник, вторник, среду, – уже не вернется. Миллионы граждан России, которые не верили, что наша страна будет бомбить что-то под Киевом, испытали такой шок, который не загладить. Все это придется учесть и в оптимистичном сценарии.

Хороший плохой сценарий

Допустим, военная операция продлится всего несколько дней, серьезных ударов по крупным городам не будет, а число погибших будет сопоставимо с официальными суточными потерями от ковида (для России это около 800, а для Украины около 300 человек). В этом случае конфликт окажется сравним с российско-грузинской «пятидневной войной» 2008 года. Обсуждая такой «благоприятный» вариант, важно помнить, что по многим экономическим показателям Россия не смогла вернуться к «довоенному» уровню первой половины 2008 года даже через 14 лет. Доллар стоил 24 рубля – это не вернулось. Фондовый индекс РТС достигал 2500 пунктов, а «Газпром» входил в пятерку самых дорогих компаний мира – это не вернулось. В 2008 году в России было продано 2,7 млн новых легковых автомобилей – к этому объему рынок ненадолго вернулся в 2012, а потом снова сжался, и по итогам 2021 года не достиг и 1,7 млн. На среднюю зарплату можно было купить 144 килограмма сливочного масла – и это не вернулось, в конце 2021 года хватило бы только на 126 килограммов.

Можно возразить, что экономический шторм 2008-2009 годов был порожден не российско-грузинской войной, а мировым экономическом кризисом, эпицентром которого тогда стал рынок ипотечных кредитов в США. Только это не утешает, потому что акции США тот докризисный уровень превзошли еще в 2013 году, а российские – до сих пор не могут. И не обнадеживает, потому что и сегодня события могут повториться в том же порядке, что и в 2008 году: сначала война на постсоветском пространстве, потом всемирный экономический кризис. Мировые финансы – вещь хрупкая. Диспропорций в них и сейчас много, а спусковым крючком для обвала могут быть самые разные инциденты. Война в Европе, даже «маленькая», это достаточно серьезная причина.

Кроме того, у нас есть и опыт 2014 года, когда рубль обвалился почти в два раза без всякого мирового кризиса. Тогда, конечно, в отличие от нынешней ситуации, серьезно подешевела нефть. И тогда Центробанк по какой-то причине не стал проводить валютные интервенции ради поддержания курса национальной валюты, а теперь он это делает. Такие интервенции означают сокращение валютных резервов, и теперь за движением этого показателя стоит следить очень внимательно. Публикуется он еженедельно, и на последнюю отчетную дату, 18 февраля, составлял грандиозные $643,2 млрд. Следующая публикация должна быть 25 февраля, то есть, почти одновременно с выходом этой статьи. Возможно, она позволит понять, сколько ЦБ потратил на стабилизацию рубля в первый день кампании.

Будь курс рубля главной заботой финансовых властей, удержать его было бы не так уж трудно. Но одновременно поставлена цель спасать банки от набега вкладчиков. А она требует мер противоположного характера, именуемых на официальном языке «дополнительным предоставлением ликвидности банковскому сектору». Для твердого рубля полезно, чтобы рублевая ликвидность не расширялась и даже сжималась из-за валютных интервенций ЦБ, которые вытягивают с рынка рубли. А для помощи банкам ее надо накачивать. Банк России будет заниматься тем и другим одновременно, но насколько интенсивными будут оба процесса, сказать трудно. Чтобы отслеживать накачку ликвидности, надо следить за показателями денежной массы

Насколько российские банки способны удержаться без помощи властей? Это неизвестно, но 24 февраля в Москве все выглядело довольно плохо. Вкладчики массово переводили рублевые средства в валюту и снимали ее со счетов. Довольно быстро наличные доллары и евро в кассах и банкоматах закончились. Снятие денег со своего счета стало бюрократическим приключением, когда операционист в отделении говорит, что валюты не будет ни сегодня, ни завтра, и предлагает позвонить на горячую линию, чтобы согласовать специальный визит в банк на субботу. Потом робот на горячей линии сообщает, что она перегружена и просит заказать обратный звонок. Потом вам обратно звонит живой сотрудник и говорит, что специальный визит для получения валюты возможен, но не раньше среды. Вы соглашаетесь на среду, у вас спрашивают сумму, которую собираетесь снять, а потом удивленно сообщают, что эта сумма слишком маленькая для специального визита. И после вашего недоуменного вопроса, что же тогда делать, отправляют обратно в отделение, где приключение счастливо завершается.

Будет ли все снова работать нормально? Или нас ждет еще один шок -подтверждение панических слухов о грядущем ограничении доступа к валютным счетам? Проклятье в том, что даже если мир быстро восстановится, не будет никаких гарантий в его прочности, а значит, и прочных надежд на привычный спокойный уклад.

Все, кто вкладывал средства в Россию, в рублевые активы, в российские ценные бумаги, сегодня в большом убытке. Фондовый индекс RTS упал за день на 40%, падение отдельных бумаг, например, акций «Сбербанка» временами достигало 50%. И поскольку все это еще до полномасштабного введения санкций, ситуация вряд ли выправится. Полученные убытки целесообразно списать как безвозвратные, а состояние, когда примерно половина национального богатства потеряна, придется воспринимать как новую нормальность.

Не стоит думать, что убытки акционеров касаются только тех, кто держит финансовые активы. Даже если первый удар приходится по финансистам, вскоре его почувствует каждый. Продажа квартиры, получение кредита, поиск работы – все это станет более тяжелым для рядового гражданина. На годы.

Почти наверняка произошедшее резко подхлестнет эмиграцию из России, надолго поставит крест на западных инвестициях, в какой-то мере ограничит экспортные доходы страны. Все это – трудно измеримый ущерб для экономики.

И это, повторимся, оптимистичный сценарий. В нем мало крови, мало санкций. Чего же ждать в плохом варианте?

Плохой плохой сценарий

Не будем рассматривать апокалипсис в виде мировой войны. Просто вспомним, что в 2014 году боевые действия на Донбассе длились несколько месяцев и унесли больше десяти тысяч жизней. Обе стороны тогда были вооружены хуже, чем сейчас. Официальная Россия отрицала свое прямое участие. География конфликта была далеко не такой широкой. Лукашенко держал нейтралитет. Цена человеческой жизни до пандемии ковида была выше. Все российские лидеры антивоенной оппозиции были живы и на свободе, протестовать было не так опасно. Путинские приближенные были теснее связаны с Западом и чувствительнее к угрозе санкций. Иными словами, почти все факторы, которые тогда сдерживали размах конфронтации, ослабли. Это значит, что теперь количество жертв может быть в несколько раз больше. И, как следствие, больше будет политических и экономических потрясений.

Тогда западные санкции могут стать действительно жесткими – как против Ирана, который был лишен возможности нормально экспортировать свою нефть. Соответственно, не получится и ввозить столько импортных товаров, сколько Россия потребляет сегодня. Как это будет выглядеть, можно понять из мысленного эксперимента: выходите на улицу и представляете, что с нее исчезают все автомобили немецких, японских, корейских, французских и американских марок. Заходите в магазин бытовой техники – и представляете там то же самое.

Китай при этом Россию не спасет. Если эта страна сохранит свои значительные экономические связи со странами G7, а Россия их потеряет, то Пекин воспользуется возникшим монопольным положением и вынудит Москву согласиться на гораздо менее выгодные, чем сегодня, условия сотрудничества. Российские энергоносители будут уходить на восток по еще более низким ценам, чем сегодня, и объем доступных китайских товаров тоже ощутимо сократится. А если Китай тоже окажется в серьезном конфликте с США и их союзниками, то сократится и его экономический потенциал, и польза, которую он нам может принести. Ведь практически в каждом китайском телефоне есть важная дорогая деталь американского, японского, корейского или тайваньского происхождения.

Множество российских производителей останутся без импортных станков и микросхем. Ассортимент и цепочки поставок повсеместно деградируют. Общий уклад жизни начнет напоминать позднесоветский а может, иранский, венесуэльский, кубинский или северокорейский. Иностранные предприятия будут захвачены государством. Роль частной собственности и рынка существенно сократится, а государственного сектора и бюрократии - расширится. Весьма вероятен запрет на вывоз капиталов и использование иностранных валют, централизованное распределение ресурсов, сложная система льгот, субсидий и нерыночных цен. Потребление по талонам и черный рынок станут обычными приметами жизни.

Эта система будет несбалансированной – в ней постоянно будут выявляться узкие места, а их закрытие будет создавать новую прореху в другом месте. Эта система будет очень жестокой к слабым, например, к больным, требующим бережного лечения. Она будет беспощадна к инакомыслящим: в стране, которая превратилась в осажденную крепость, их будут рассматривать как предателей, а в стране, где ключевые ресурсы распределяются централизованно, снабжение врагов – это то, на чем можно экономить.

Верхушка, однако, частично сохранит доступ к иностранным товарам, как сохранит и свои дворцы. Зарубежные гости и дипломаты по-прежнему будут присутствовать в России и привозить с собой хорошие вещи. И кое-кто из наших соотечественников тоже будет привозить такие вещи из заграничных поездок. И как в СССР, мерилом жизненного успеха, знаком принадлежности к элите станет возможность общаться с иностранцами и иметь доступ к иностранным благам.

В мягком сценарии Россия теряет десять-пятнадцать лет развития. Это примерно то же самое, что потерять все, что вы заработали, накопили и сберегли за десять лет. А в жестком сценарии мы теряем лет тридцать-сорок. И все это – если ограничиваться только денежной стороной вопроса. И все это уже не отменить.